В начале моей службы в рядах Советской армии отправили меня нести трехмесячную вахту на маяк. Расположен он был на безлюдном полуострове, до ближайшего жилья — очень много километров. Доставили меня туда на вертолете, выгрузили припасы и материалы для кое-какого ремонта, забрали моего предшественника.
Дни полетели незаметно: ремонт маяка, диагностика оборудования, прочие заботы. Все хозяйство состояло из собственного маяка, расположенного в двадцати пяти метрах от него дома для проживания, сарая для инвентаря и еще нескольких мелких построек.
Как-то утром я занимался обычными делами, как вдруг заметил движение на склоне холма позади дома. Присмотрелся… Это был пес! Крупной породы двортерьер. Он пришел к дому и разместился около меня. Я сел на скамейку, закурил и стал рассматривать нежданного гостя. Пес был упитанный, с сильными лапами, коричневая шерсть его была гладкой и короткой, что указывало, наверное, на примесь какой-то породы, хотя я не знаток. Пес сидел, свесив голову, и смотрел на меня умным взглядом.
— Ну что ж, заходи, — сказал я гостю.
Тот, будто ожидал приглашения, тут же поднялся и неторопливо подошел ко мне. Я осторожно погладил пса по голове.
— Откуда он взялся в такой глуши? — Откуда пришел? А ведь он не дикий… Чем питался в дороге? Как выжил, — думал я.
Я думал, пес вскоре уйдет, но он остался на второй день, на следующий. Было похоже, что он решил остаться со мной. А я был и не против такого товарища. Осмотрев ошейник, я обнаружил подвеску — монетку в двадцать копеек серебром 1916 года. Монетку я снял, чтобы рассмотреть лучше.
Так и стали мы служить вместе. Я назвал пса Кузьмой. Он был очень смышленым. Иногда Кузьма уходил и возвращался с добычей — приносил мне жирную чайку, вроде как угощал.
До окончания вахты оставалось чуть больше месяца, когда на море случился особенно сильный шторм. Небо с утра заволокло черными тучами, ветер все усиливался. Я к вечеру закрыл все ставни, выключил электричество и сел читать с лампой.
Кузьма, переживший со мной не один шторм и никогда не обращавший внимания на рев ветра, в этот раз вел себя беспокойно. Он ходил от окна к окну, принюхивался, иногда подходил к двери. Я погладил пса, чтобы успокоить. Он улегся у моих ног, положив голову на лапы. Но я видел, как шерсть на его загривке встает дыбом, а бока время от времени вздрагивают.
Море ревело так сильно, что я думал, не смогу сегодня уснуть… Проснулся от резкого и сильного удара в дверь. Я сидел в кресле и не мог понять, действительно стучали или нет. И тут мой взгляд упал на Кузьму. Пес стоял, вытянувшись струной по направлению к двери, мощные клыки его обнажились в страшном оскале, холка вздыбилась. Он глухо рычал и не обращал на меня никакого внимания.
Вдруг Кузьма резко повернулся к закрытому ставней окну, и в тот же миг оттуда раздался стук. Я умом понимал, что снаружи никого быть не может, но все же крикнул:
— Кто там? Назовите себя, это режимный объект!
Снаружи никто не ответил. И сразу же стали колотить во все четыре окна одновременно! Кузьма метался от стены к стене, неистово лаял на закрытые ставни. Вдруг пес метнулся к двери, и в ту же секунду ее стали трясти снаружи и колотить в нее с неистовой силой. И тут Кузьма издал такой звук, какого я никогда не слышал ни от одной собаки никогда в жизни: я бы сказал, это было похоже одновременно на вой и рев, смешанный с лаем.
Все стихло разом. Только мое сердце стучало так, что я ощущал его горлом. За ставнями слышались шум ветра и моря. Я взял себя в руки и посмотрел в щелку между ставнями, но ничего и никого не увидел. Кузьма сидел у двери и наблюдал за мной. Он был уже совершенно спокоен.
Уснуть в ту ночь уже не смог. Кузьма же запрыгнул ко мне, положил голову на мои колени и задремал.
С рассветом шторм ослабел, я взял бинокль, отправился на улицу и внимательно осмотрел окрестности, но ничего необычного не обнаружил. Кузьма, потягиваясь, вышел из дома и затрусил по своим собачьим делам как ни в чем ни бывало.
Я должен был, конечно, доложить о ночном происшествии. Но что докладывать? На безлюдном полуострове неизвестно кто стучал ночью во все окна и двери… Штормило еще несколько дней, но все было спокойно.
Неделю спустя выглянуло солнце, погода наладилась. Утром я залез на крышу сарая: в углу была течь, я собирался перекрыть этот кусок. Кузьма вышел из дома, уселся посреди двора и стал негромко гавкать, чтобы привлечь мое внимание. Я поднял голову: «Что такое, брат?» Пес покрутил голову и снова гавкнул. Не, знаю как это объяснить, но я ясно понял, что Кузьма собрался уходить и сейчас прощается со мной. Я опустился на колени, стал гладить и уговаривать его: «Куда ты пойдешь? Оставайся со мной! Скоро закончится вахта — и мы улетим с тобой в мой настоящий дом. Гречка будет хоть каждый день, хочешь? Оставайся, не уходи!»
Кузьма, положив мне лапы на плечи, облизал мои руки и лицо. А потом медленно-медленно ушел, ни разу не обернувшись, хотя я несколько раз звал его по имени. Я залез с биноклем на маяк и смотрел, пока он не превратился в маленькую точку и не скрылся за горизонтом.
Все три недели до окончания вахты я ждал, что Кузьма вернется. Но его не было. Когда за мной прилетел вертолет, я строго наказал сменщику: если придет собака, не гнать, кормить гречкой с тушенкой и сразу сообщить мне по рации. Сменщик удивился, мол, откуда тут быть собаке…
Сколько лет я служил в той местности, всегда узнавал у вернувшихся с маяка, не было ли собаки. Но Кузьма больше ни разу не приходил. На память о моем спасителе и друге осталась лишь серебряная монета с его ошейника…
Прошло уже много лет, но я до сих пор гадаю: кто приходил за мной в ту штормовую ночь? И кем был Кузьма? Откуда он появился, от чего уберег меня и куда отправился после? Ответов я так и не нашел. Но с тех пор в моем доме всегда живут собаки.
_80x60_d92.jpg)
_80x60_0f7.jpeg)